Пейринг: Ёнгук/Химчан, Крис/Сухо (фоном)
Жанры: Слэш, Ангст, AU
Рейтинг: PG-13
Статус: закончен
1 - 5 части
the end?the end?
Химчан подбирает выброшенные на пол листы бумаги за Ёнгуком и пытается найти взглядом урну. Осматривается и думает, какая может быть урна в сплошь зеркальной комнате? Приглядываясь внимательнее, понимает, что не отражается ни в одном из зеркал. Легкие внезапно стягивает воображаемыми ремнями, когда страх блокирует дыхательную систему. Стоять в закрытой комнате, где вместо стен зеркала и при этом не видеть себя – это все равно, что находиться в другом измерении, безмерном, вакуумном, чужом. Вокруг пустота, любой шаг в сторону – неизвестность. В голове зарождаются воспоминания. Неизвестность - знакомые ощущения.
Он слышит шорох бумаги позади себя и резко поворачивается, едва не упав на зеркало. Ёнгук комкает очередной лист и кидает ему под ноги. Химчан садится на несуществующий пол, который вдруг приобретает потертый коричневый цвет и превращается в деревянный пол сцены клуба. Он разворачивает бумажный комок и вчитывается в строчки. Ничего непонятно, потому что вместо букв нарисованные схемами ноты. Чернила выплывают на белый лист, застывают и срываются в воздух, словно в зеркальной комнате появляется сильный ветер. Химчан пытается вдохнуть его в себя, но в горле застревает что-то острое. Прокашлявшись, он смотрит на свою ладонь и видит размазанные чернила вперемешку с кровью. Пахнет железом так четко, будто где-то недалеко куют металл. Музыкальные ключи оживают и крутятся вокруг Химчана ураганной воронкой, острыми линиями и закорючками врезаются в кожу, оставляя порезы на коже. Ёнгук смотрит с сожалением, но ничего не предпринимает. Химчан ловит чернильные, застывшие в формы ноты, и глотает. В желудке зарождается целый нотный мир. Когда боль становится невыносимой, он падает боком на пол и скрючивается, прижимая колени к груди. Закрывает глаза в ирреальности и резко просыпается, когда внутри него взрывается Вселенная, выбираясь помятыми нотами наружу.
Химчан старается дышать ровно, но получается не очень. Легкие сокращаются в такт бешено стучащего сердца. Он приподнимается на постели, чувствуя на языке привкус металла. Проводит языком по губам, морщится, понимая, что во сне прикусил нижнюю. Он бросает взгляд на спящего Ёнгука, накрывает его одеялом и, осторожно выбираясь из кровати, идет в ванную. Тошнота подгоняется воспоминаниями – не самое приятное зрелище, когда взрывается собственный желудок. И пусть зеркала разбрызгало не кусочками внутренностей, а чернильными красками – это мерзко.
Еще никогда музыка не приобретала таких огромных размеров – с Вселенную – и не разрывала его изнутри. Совсем недавно неосязаемая, она змеей забиралась в голову через барабанные перепонки, а уже сегодня рассыпалась нотами, аккордами, целыми мелодиями перед его ногами и сформировывалась в чернильную воронку. Бесконечно крутилась, словно минуты выкручивало на вечность. Где бы Химчан ни был, музыка всегда следовала попятам. Даже во сне тянулась разветвленными линиями, звуковыми дорожками, превращая время в пространство. Безумный несдерживаемый поток, хаотичный или наоборот тягучий, словно капли смолы, тянувшиеся как на стволах деревьев не вниз, а вверх. Вверх всегда медленно, если ты не реактивный самолет.
Химчан откручивает краник с холодной водой до конца, добиваясь ледяного несдерживаемого потока с отбрасываемыми на кафельную стенку алмазными каплями, и подставляет под него голову, чтобы струя, врезаясь в затылок, выбила из него глупые мысли. Превращать музыку в непроходимую преграду…Видимо, рациональность улетучилась так же, как недавний сон.
Две недели.
Две гребаные недели Химчан живет у Ёнгука, но не чувствует себя спокойнее. Счастью просто-напросто страшно поверить, поэтому он выжидает, что совсем скоро случится что-то плохое. Потому что не бывает всегда все хорошо. Просыпаться каждое утро, утыкаясь носом в изгиб шеи Ёнгука, и вдыхать въевшийся в его кожу запах сигарет, взъерошивать жесткие волосы, играясь с прядями и выпрямляя их вверх, готовить кофе на двоих и целоваться вместо завтрака. Идти по своим делам каждый день: Химчан на учебу, Ёнгук на работу к отцу Чихо. Встречаться вечером либо в клубе, либо в студии, другой студии, теплой, комфортной, но не такой родной, и добираться до квартиры Ёнгука ночью, чтобы начать утро вместе. Вместе. Так бывает?
Химчан выключает воду и, встряхнув волосами, идет на кухню. На настенных часах уже законное утро. Через пять минут прозвучит будильник Ёнгука с веселой песней Beastie Boys. Даже утро начинается с музыки.
Задумавшись и простояв около плиты несколько минут, Химчан пропускает тот момент, когда звучит музыка и на кухню заходит Ёнгук. Рэпер обнимает его со спины и выдыхает на ухо «Доброе утро. А где кофе? Что-то случилось? Ты дрожишь. Холодно? Футболка мокрая». Химчан отрицательно качает головой. «Кофе в турке».
- Придешь сегодня в клуб? – спрашивает Ёнгук, растягивая длинные рукава водолазки и пряча в них пальцы. У него волосы снова торчком во все стороны, не без усилий Химчана, и именно сейчас он выглядит совсем подростком. Обыкновенным невыспавшимся подростком. И похудел очень сильно – кофе и сигареты явно не самый лучший суррогат завтрака, обеда и ужина.
- Зачем спрашиваешь? Знаешь же, что приду. – Химчан старается не хмуриться и ответить как можно более непринужденно, но внутри внезапно обрывается в уже нехорошем предчувствии.
Ёнгук смотрит в кружку, наверное, разглядывая в глади черного кофе свое отражение. Эй, ну скажи еще что-нибудь, привычно думает Химчан. Ёнгук слабо улыбается и, не сделав ни одного глотка, идет собираться на работу.
...
Когда Химчану совсем грустно, он покупает билет на автобус до старого города, чтобы затеряться несколько часов в кинотеатре. Когда смотришь концептуальное кино думать о другом не получается, все внимание в экран. Химчан садится на излюбленный последний ряд. В зале кроме него всего два человека – готичного вида девушка в первом ряду и парень, который работает билетером, сидит на стуле у выхода. В понедельник все нормальные люди ходят на работу или учебу, а не на антиутопичные фильмы, после которых жизнь кажется еще хуже, чем есть.
На полтора часа Химчан думает о том, что только Кубрик мог изобразить насилие под классическую музыку. Вплоть до вечера он смотрит один и тот же фильм и выучивает наизусть сцену на Набережной, когда главный герой слышит симфонию и начинает под нее калечить своих друзей. Логики у фильма, как ума у фарфоровой кружки, но это же концептуальное кино – осмыслить, чтобы думать, а не наоборот.
Когда денег в кармане остается на обратный проезд, а продлить еще на один киносеанс не получается, Химчан звонит Чунмёну и просит приехать сегодня в клуб. Очень надо, говорит он.
- Ты слышишь? – повторяет Химчан, разбирая в трубке только помехи и молчание. Чунмён отвечает спустя несколько секунд:
- Это обязательно?
- Нет…просто… - он не знает, как объяснить, что боится. Боится чего-то, без определений - насекомых, высоты, замкнутого пространства. Страх закрадывается глубоко-глубоко в подсознании. Чтобы выяснить его причину, опять нужно копаться в собственных мыслях, а к этому возвращаться не хочется. Зря что ли он целый день смотрел Кубрика.
- Ладно. Только я приеду с Крисом, - соглашается, наконец, Сухо и сбрасывает звонок.
До клуба Химчан добирается пешком, несмотря на то, что идти приходится полгорода. Оставшиеся деньги тратит на сигареты.
Он приходит как раз к выступлению Ёнгука. Чунмён присылает смс, предупреждая о том, что они с Крисом находятся в баре. Химчан прислоняется к стене и, снимая с себя капюшон, высматривает их у барной стойки. Счастливые. Крис не казался бы таким занудой, если бы всегда так улыбался.
Химчан переводит взгляд на сцену. Ночь наполняется чернилами, которые рисуют в воздухе схемы нот. Из колонок доносится самый родной в этом мире голос, хриплый, как после сна, но по-другому. Утром он мягче, Химчану на секунду становится тепло от осознания того, что он знает об этом не понаслышке.
Взгляд Ёнгука никуда не обращен, он смотрит так, что, кажется, впивается каждому в глаза, но на самом деле – Химчан спрашивал – смотрит поверх их голов, ловя отблески софит. Сжимает пальцами микрофон, сильно, чтобы не было видно, как волнуется. Голос уже давно не пробирает дрожь – там все стальное, но тело не подконтрольно даже после нескольких годов выступлений. Знобит.
Заканчивая одну из песен, Ёнгук как-то устало переводит плечами и своим молчанием просит помолчать остальных. Химчан слышит только отрывки его бесконечно тянущейся речи - «последняя песня», «другой город», «спасибо за поддержку», «было здорово» и что-то там еще. Ноты подбрасывает вверх и слипаются, образуя одну единственную кляксу. Раньше Химчан не замечал, что между ним и Ёнгуком настолько прочная стена. Словно все это время посередине стояло толстое, но прозрачное стекло, которое только сейчас закрасили в черный цвет. Химчан выходит из зала, ненавидя новую песню Ёнгука.
«Оставайся верен себе».
Оставляй людей позади себя.
К чему это все?
Химчан закуривает только с третьего раза, газ в зажигалке на выдохе. Небо чистое, под ногами хрустит снег, внутри него Вселенная не колышется, замирает. Все хорошо. Все просто замечательно.
Ёнгук находит Химчана у черного входа и, пристраиваясь по соседству, прислоняется к шероховатой стене. Плечом к плечу.
- Альбом лицензировали, - повторяет рэпер приглушенным голосом то, что сказал в клубе. Согревает ладони своим дыханием и едва слышно топчется. А голос-то дрожит. Наверное, от холода.
- Другой город? – понимающе и без капли упрека.
- Нью-Йорк…
- Ооо, - уже наигранно удивляется Химчан, выбрасывая в снег недокуренную сигарету. – Помашешь мне ручкой с Эмпайр-стейт-билдинг?
Химчан не поворачивается и не может видеть, но знает, что Ёнгук поджимает губы. Всегда так делает, когда тот паясничает.
- …там еще Кинг-Конг был. На шпиле, помнишь?
Кто-нибудь, запретите мне говорить, про себя кричит он, но все «кто-нибудь» молчат. И только легкий ветер укоризненно хлещет по лицу. Химчан забирается головой под капюшон, натягивая его на глаза. Больно, потому что зима, потому что мерзнут кончики пальцев, щиплет нос и уголки глаз, а не по какой-то другой причине.
- Ты знал с самого начала. – Ёнгук отталкивается от стены и становится напротив Химчана.
- А о том, что ты уезжаешь, я узнаю вместе со всеми. Со всеми? – не выдерживает он, уже прилично злясь. – Почему ты не сказал? Это ведь совсем несложно - сказать мне чуточку раньше, чем другим.
- Ничего не изменилось бы.
- Изменилось бы! Так бы я думал, что немного выделяюсь, ну, знаешь, не парень из толпы, а что-то большее, а в итоге? Фанат-идиот... - разочарованный вздох наждаком по горлу.
- Все не так. Прости, - Ёнгук обнимает его, не натыкаясь на сопротивление. Греет своими пальцами его руки, дыханием - кожу. Но не согревает. А Химчан не может даже нормально обидеться, потому что…просто не может. Иначе «мне не нужна отдача» - ложь. Химчан тоже иногда врет. А сейчас он просто устал.
- Когда уезжаешь?
- Рейс через четыре часа. Сейчас заберем все вещи из студии и… - Ёнгук отпускает его и стягивает капюшон с головы. Последний поцелуй не забивается в память, потому что губы жутко замерзли и ничего не чувствуют.
Вселенная внутри Химчана взрывается, когда Ёнгук уходит.
…
Химчан идет на парковку и, находя машину Криса, садится на капот, мысленно представляя себе, как тот недовольно хмурит брови и кидает на него суровый взгляд. В воображении Химчан слышит голос Чунмёна, который смеется над реакцией своего парня. Смех резко прекращается – Сухо останавливается, разглядывает друга… и почти без жалости. Крис не говорит ни слова. Надо же, отмечает Химчан, привилегия для брошенных? Для полноты картины ему не хватает маленьких детей, кучи кредитов и дохлой крысы за телевизором. Ну, раз уж такая мелодрама. Химчан вытягивается на капоте, ложась спиной на лобовое стекло и чувствуя, как в позвонки врезается дворник. Крис судорожно выдыхает, но по-прежнему не говорит ни слова. У Чунмёна тоже бывают суровые взгляды.
- Скоро снег пойдет, - сообщает Сухо, ложась рядом. Все сегодня рядом на одно мгновение.
- Почему?
- Небо светлеет, а до рассвета еще далеко, - объясняет он, сжимая своими пальцами его руку. У Чунмёна теплые пальцы и никогда не безучастные прикосновения. А ведь Сухо ему давно не просто сосед, а самый настоящий друг. Единственный, наверное. – Я слышал все…там в клубе... – неловко обрывается он.
- Кто не слышал? – горько усмехается Химчан. – Я тоже слышал. Здорово, да? Большой город – большие возможности.
- Больно? – просто спрашивает Сухо, впиваясь ногтями в его кожу на запястье.
Химчан ничего не чувствует. Холодно, а в остальном... Вселенная выбралась наружу, оставив после себя огромную дыру. Сердце не задето - сердце живет.
- Он мог бы позвать с собой. Предложить – «А давай, вместе в Нью-Йорк?» - не сдерживается Химчан и говорит то, что не смог сказать Ёнгуку.
- И ты бы все бросил? Университет..?
- Бросил бы, - не задумываясь, отвечает он.
- В сослагательном наклонении всегда все просто решить. Я тоже стал бы президентом, переименовал бы национальный гимн в Fuck Them All, все правительство переселил в Африку, а африканцев в Белый Дом.
Химчан плохо влияет на Сухо. Тот тоже часто говорит глупости.
- Поехали домой? Посмотрим фильм? – предлагает Чунмён и, не дождавшись от друга какой-либо реакции, спрыгивает с капота. С темных, переливающихся бордовым цветом, волос слетает белый снег.
- Только я выбираю. – Химчан закрывает на секунду глаза. Веки пронзает кристаллическими слезами. Сухо оказался прав – небо стряхивает с себя снежинки.
…
- Нигилизм и идеализм – это плохо? – задает финальный вопрос профессор по праву, снимая очки и устало протирая глаза. Химчан тридцать четвертый человек, которого он сегодня выслушивает. – Почему?
- Две крайности одной медали – полностью отрицать и что-то идеализировать всегда приводит к неприятным последствиям. Неверие в государство или наоборот его возвышение…
Профессор его не слушает, на автомате выводя в зачетку четыре. Оценка - результат одно мимолетного взгляда.
Химчану даже не обидно, хотя он уверен, что курсовая выполнена на пять. Но попробуй оспорить оценку профессора и в итоге окажется, что не сделал даже на два. Преподаватели – очень гордый народ. Возрази их слову, и тебе обеспечен Европейский суд в стенах деканата.
Химчан выходит из аудитории и проходит холл. Останавливается около стенда. Бан Ёнгук – вычеркнуто. Отчислен. За неоднократное нарушение правил университетского устава. Чуть больше полугода назад – не политкорректное выступление в столовой. Прямое обвинение профессору, который якобы предвзято относится к студентам. Химчан помнит этот день лучше, чем вчерашний. Именно тогда он впервые увидел Ёнгука и услышал его голос.
- Прогуливаешь? – иногда Химчану кажется, что Чунмён за ним следит.
- Как можно? Я добросовестно защитил курсовую. На четверку.
- Я сделал на твердую пять, - обиженно возражает Сухо, видимо, не понимая, как его работу могли оценить не по достоинству.
- Если бы ее защищал ты, она бы и была на пять, - отвечает Химчан.
Если бы он выпрямил волосы и уложил их во что-то приличное, вместо желтой клоунской рубашки надел белую, то, возможно, тоже было пять. Если бы та девушка, отвечавшая перед ним, сняла с себя все пирсинги и перекрасила волосы из красного в нормальный, то в зачетке было бы что-то выше тройки. Ёнгук тогда был прав – все в их университете предвзято. Тем более в отношении к студентам. Словно преподаватели не понимают, что от большего количества проколов коэффициент ума не снижается. Они думают с точностью до наоборот. – А ты? Не прогуливаешь?
- Выполняю обязанности старосты. Хожу тут по всяким разным делам, - отмахивается Чунмён с улыбкой. - У тебя дурацкая рубашка, знаешь?
- Знаю. Но я остаюсь верным себе и продолжаю играть роль клоуна.
- Клоуны не должны быть грустными, - Чунмён раздвигает стекло на стенде, убирая листок со списком отчисленных студентов. - Здесь они больше не появятся, - как точка разговора.
Над дверью у выхода трезвонит звонок. Из кабинетов вываливается толпа студентов.
Химчан прощается с Чунмёном, когда к тому подходит Крис. Либо этой паре ничего не мешает быть вместе, либо кто-то из них жертвует чем-то ради другого. Сухо когда-то рассказывал, что у Криса очень консервативная семья, чьи взгляды аналогично консервативные. Наверное, так тоже непросто жить - парню с нетрадиционной ориентацией в строго традиционной семье. Но это не его история.
Химчан надевает большие наушники и, выходя из университета, идет на остановку.
Один пункт вычеркнут, но это не значит, что жизнь заканчивается.
Каждый день в неизвестность, только и всего.
А вообще, хорошая концовка, с привкусом горечи, но в этом её жизненность.
Спасибо за такой чудесный рассказ))
Спасибо тебе за эту историю)
спасибо что, читала <З
ты молодец))
молодец, что спустя тыщупицот лет закончила)
я тоже))
главное, что закончила))
Он просто нереально красиво закончен. Спасибо тебе.
Химчан
Я так люблю, когда ты поешь...
все-таки песни Флер такие вдохновляющие
Leerena, Джоан просто ранила мое сердце, а этот момент фильма добил меня окончательно)
спасибоо
тебе спасибо
ты мой хороший друг, а не фанат, пожалуйста)
хорошего настроения тебе =)
как раз под настроение.Спасибо большое
тут много моих мыслей, поэтому как-то важно было, что ли, донести хоть чуть-чуть до других^^
И это если бы бьёт в самое сердце. Если бы я не была такой, какой есть, то тоже сделала бы многое.
Спасибо
тут в принципе нет энда, т.е. история с Ёнгуком закончилась,но..жизнь на этом не заканчивается =)
вообще спасибо, что написала отзыв.. я даже перечитала некоторые строчки и поностальгировала)
Я прочитала только что, потому что раньше не знала парней даже в лицо и вообще никак, а теперь вот слушаю и узнаю.
Эта история, она потрясающая в своей, казалось бы, простоте. Весь шик в деталях, в твоём слоге. Отношения Банчанов прямо на ладони - на, смотри. Химчан чувствует это, а Ёнгук наверняка то. Всё достаточно просто. И всё равно смотришь-смотришь. А когда они говорят - замираешь.
Я в Химчана с первых строк влюбилась и поняла, что он будет сложным, наверняка самым сложным. И чутьё не подвело) Чихо с его крепкими сигаретами и дядей нельзя не упомянуть, понимающий такой товарищ, запомнившийся, а не мимо крокодил.
И ещё раз про последнюю главу:
Когда Химчану снится сон, догадываешься. Когда он смотрит Кубрика - сжимается сердце. А когда надевает наушники, повторяешь стэй тру ту ю и веришь в него.
Спасибо огромное
спасибо тебе, что прочитала и написала о своих впечатлениях. это очень важно