Название: Над жизнью
Автор: eddiedelete
Пейринг: Итук/Кюхён
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Слэш, Даркфик, Драма
Предупреждения: Смерть персонажа, ООС
Размер: мини
Описание: Жизнь и смерть – две враждующие фигурки в шахматной игре. Человеку остается только наблюдать, какая из них первой поставит шах и мат.
Размещение: запрещено
Посвящение: Yeong Su
Часть 1Часть 1
Врач сообщает, что его гемоглобин понизился до шестидесяти одного чего-то там, чего именно Кюхён не помнит, никогда особо не разбирался в медицине. Потом врач выписывает ему несколько рецептов, советует употреблять продукты, богатые железом и сильно не беспокоиться - курс прописанных таблеток и правильная диета помогут повысить гемоглобин.
Врач сообщает, что гемоглобин понизился до сорока шести чего-то там и прописывает еще несколько лекарств, которые обязательно помогут. Кюхён спрашивает у врача результаты анализов, но мужчина лишь качает головой – установить причину резкого понижения гемоглобина пока не удалось. Потом доктор говорит, что все у Кюхёна будет в порядке и просит его выйти из кабинета, чтобы поговорить с Чонсу наедине. Когда Итук выходит из кабинета с фальшивым спокойствием на лице, Кюхён понимает, что не все в порядке. Только ему почему-то об этом не говорят.
С каждым днем собственная кровь отрезает тонкой сталью от жизни.
Кюхёну постоянно холодно.
Может быть, потому что сердце перестало качать кровь.
Может быть, потому что по кровеносным сосудам давно течет жидкий азот, медленно превращая все органы в ледяные фигурки. Если его тело кинуть с крыши, оно разобьется на кусочки льда. Но Кюхён не торопится проверять, потому что это только «может быть».
Ему постоянно холодно. До дикого стука зубов, до стеклянных глаз, до прокушенной губы, где на мелких крупинках инея выступают алые кровинки. Челюсть болезненно сводит судорогой, но Кюхён не может успокоить собственное тело – оно бесконечно трясется. Спазмы в голове отдаются острой болью, словно к затылку подставили дробовик и выстрелили. Пуля застряла где-то в височной доле. Больно.
Ужасный. Колючий. Мерзкий. Холод. Какого черта, когда в городе лето?
Он часто считает свой пульс на запястье, но постоянно сбивается. Не потому что пульс слишком быстрый, наоборот, от одного бита до другого тянется целая вечность. Кюхён просто забывает количество насчитанных биений.
Он часто пересчитывает таблетки в стеклянной упаковке. Белые, красные, оранжевые пеллеты в капсулах радужно переливаются на свету, когда он вынимает их одну за другой. Счет безделушек превратился в способ отвлечь себя от ненужных мыслей.
- Ты опять не спишь? – Чонсу обнимает его, возможно даже согревая, но Кюхён этого совсем не чувствует. Тепла нет, несмотря на то, что на нем три свитера, брюки, две пары теплых носков и любимый человек под боком.
«Не могу уснуть» означает то же самое, что и «мне холодно». Итук уже привык, он знает. А еще лидер знает, что человеку, который сейчас прижимается к нему всем телом, вероятно, осталось недолго жить. Он еще сильнее стискивает Кюхёна в объятиях, пытаясь поделиться с ним теплом и жизнью.
Кюхён устал рваться вверх к жизни, потому что его постоянно отбрасывает вниз тяжелым телом к земле. Засыпая, он смотрит на беспокойное лицо Чонсу, как в последний раз, потому что не знает, какого утра для него уже не будет. В какое утро его не будет ни для кого.
- Ты куда? – спрашивает Итук, когда Кюхён отцепляет от себя его руки и, накинув на еще живое тело одеяло, поднимается с кровати.
- На кухню. – Кюхён зарывается носом в мягкую ткань одеяла и натягивает ее до ушей, чтобы тепло не уходило.
- Я с тобой.
- Нет! – практически выкрикивает Кю. – Или ты думаешь, что я не дойду до кухни самостоятельно? – ему не нравится, что лидер ведет себя с ним как со смертельно больным человеком. Ему не нравится каждый раз просыпаться ночью от тяжелого прикосновения ладони Чонсу к своему сердцу. Кажется, словно Итук проверяет, бьется ли оно. После этого Кюхён уже просто не может уснуть. Отчаяние душит с такой силой, что даже слезам сложно выступить наружу. А может, потому что лед внутри не тает.
- Я бы просто выпил с тобой чашку чая. – Итук пытается добродушно улыбнуться, но улыбка режет очередным беспокойством.
- Я хочу один.
Лидер, поколебавшись пару секунд, достает из тумбочки плеер и ложится обратно в кровать, отворачиваясь к стене.
Всего несколько минут проведенных на кухне в полнейшем одиночестве дают понять, что одному не лучше. Кюхён идет обратно в комнату Чонсу, который, видимо, и не собирался спать - сидит на кровати, прислонившись к стене спиной.
- А если я умру?
Итук вытаскивает из уха наушник и, улыбаясь, спрашивает:
- Ты что-то сказал?
Кюхён отрицательно качает головой, вымученно улыбаясь в ответ. Задать этот вопрос во второй раз он просто не сможет.
***
Ощущение близкой смерти приносит с собой неизбежный страх, который цепляется в сердце острыми когтями. Когда Кюхён был ребенком, он не понимал, почему взрослые так боятся смерти. Почему надо бояться того, чего не видишь.
Обычно детей не приводят с собой на похороны, но маленькому Кюхёну и еще не совсем взрослой Аре пришлось присутствовать на одной из погребальных церемоний. Кюхёну, в силу возраста, еще трудно понять, почему люди вокруг такие грустные, почему на их лицах так много слез. Мужчины одеты в черные официальные костюмы, женщины в черные закрытые платья. Почему по всему залу расставлено много-много венков, в которые вплетены цветы и блестящие ленточки. Он всего лишь маленький ребенок, в голове которого много «почему?».
Кюхён и Ара сидят на деревянной скамейке между родителями и с любопытством заглядывают за плечи впереди сидящих людей. В память врезается образ престарелой женщины, которая склонившись над телом мертвого мужа, горько плачет и через всхлипы умоляет Бога вернуть ей любимого человека.
- Я боюсь умирать…не хочу в одиночестве… - шепчет она, и этот шепот мертвенным криком разносится по залу. Кюхён не понимает всего трагизма, но даже ему не по себе из-за пропитанных болью слов. Он хватает сестру за руку, потому что становится очень страшно. Словно смерть наблюдает за ним со всех углов пустыми глазницами.
Люди отводят взгляды, стараются вести себя по-взрослому холодно. Ара же не может сдерживать слезы, которые устраивают марафон на ее лице. Кап..кап.. на черное платье. Кюхён еще крепче сжимает ее руку и обещает себе, что не будет бояться смерти и уж точно не умрет, чтобы его сестренка никогда больше не плакала.
...
Итук зарывается носом в блеклые, словно осенний желтый лист, волосы Кюхёна, вдыхая горький запах лекарств. Губами скользит по шее, целуя каждый миллиметр холодной кожи. Длинные, полные тепла и жизни, пальцы пробегают по линии позвоночника вниз-вверх, обводят выпирающие лопатки и торчащие косточки на ребрах. Кюхён поднимает лицо с подушки и пытается перелечь на спину. Чонсу лишь на секунду приподнимается, чтобы дать возможность Кюхёну поменять лежащее положение, а потом снова садится на его бедра, припадая губами к шее. Пульс жизни бьется, но так тихо-тихо, словно из последних сил.
- Перестань, - Кюхён морщится, когда мокрый язык скользит по болезненно бледной скуле к его синим из-за постоянного холода губам.
- Что случилось? – Не сложно догадаться, чего хочет сейчас Чонсу, только вот Кюхёну этого совсем не хочется. Он уже давно представляет себя мертвым, просто тело не успело окоченеть, а сердце по привычке отбивает ритм. А мертвые не занимаются сексом.
- Тебе самому не противно вылизывать труп? – вырывается у Кюхёна помимо воли. В последнее время, даже поцелуи превращаются в акт мерзкого извращения. Иногда ему напрямую охота сказать Чонсу, чтобы тот перестал заниматься некрофилией. Это же так омерзительно. Но сдерживается, понимая, что лидера такое сравнение только взбесит.
Итук крепко сжимает пальцами его плечи и сквозь зубы выговаривает, выделяя каждый слог:
- Хва-тит на-зы-вать се-бя тру-пом!
Это уже не первая перепалка между ними и заканчивается она всегда одинаково. Итук покидает его комнату, громко хлопая дверью, а Кюхён хватает гитару Сонмин-хёна и выходит на балкон, чтобы вдохнуть в себя жизнь города, который, в свою очередь, не спешит поделиться с ним своим дыханием.
Кюхён садится на кирпичный парапет, свесив ноги мысками вниз. Земля до сих пор держит корнями его тело, а душа уже давно просится вверх, поэтому он сейчас где-то посередине. Над жизнью.
Ночь, поэтому вряд ли кто-то заметит одинокую фигурку, которая так беспечно сидит на самом краешке и перебором играет на гитаре. Совсем тихо, чтобы никого не разбудить. Кюхён не боится упасть, потому что знает, что ему суждено умереть по-другому.
С силой прижимая подушечками пальцев железные струны, как учил Сонмин, Кю пытается произвести хотя бы одну приличную мелодию. Струны издают дребезжащие звуки, что раздражает слух. Кюхён сильнее давит очередным аккордом на струны, которые врезаются в мягкую кожу на кончиках пальцев. Играет до мозолей, до мелких порезов, до боли.
Ничего не выходит. Даже музыка против него. Кюхён со всей силы отшвыривает гитару в сторону и влезает обратно на балкон, сползая по кирпичной стене. Рука ноет в области запястья, подушечки пальцев истерзаны в кровь.
Итук открывает дверь балкона, как только слышит какой-то грохот. Оглядывается, натыкаясь на сломанную гитару, гриф которой свисает на струнах, а потом замечает Кюхёна, свернувшегося эмбрионом на холодном полу. Лидер тут же кидается к нему и, чуть приподнимая, обнимает.
- Я боюсь умирать… хочу пожить еще чуть-чуть, пожалуйста… - умоляющий шепот рвет сердце осколками реальности. Наверное, Кюхён сейчас не понимает то, что произносит слова-молитву вслух. Может быть, Бог слышит, но не отвечает, потому что с каждым днем нити жизни на концах обрываются и падают вниз в неизвестность. Сколько еще осталось? Несколько месяцев, месяц, неделя?
- Ты не умрешь, - медленно выговаривает лидер, словно пытается убедить в этом себя, а не его.
Кюхён поднимает голову и смотрит на Чонсу красными глазами. Он не плачет, но видно, что хочет, чтобы хотя бы одна соленая капля скользнула по щеке.
- Я все знаю…подслушал ваш разговор с доктором.
Итук крепче обнимает Кюхёна, целуя макушку, и зарывается пальцами в русые волосы, которые до секущихся концов пропитаны горьким отчаяньем.
- Не думай об этом. Ты справишься. Мы справимся…
...
Врач сообщает, что из-за скрытого дефицита железа кислород перестал поступать в кровь. Он просит прощения, потому что в лаборатории до сих пор не могут выяснить причину пониженного гемоглобина. А еще он говорит, что если проблему с плазмой в крови не устранить, то в ближайшее время у Кюхёна могут отказать почки…или печень…или сердце. Очаг разрушения пока тоже не выяснен.
Врач обещает, что все будет в порядке. Но советует Чонсу уже сейчас поставить Кюхёна в очередь на донорские органы. На всякий случай. Чтобы вдруг не опоздать.Часть 2Часть 2
Утро начинается немного странно. Проснувшись, Кюхён не ощущает колючего холода, по телу разливается талое тепло, словно весенний лед. В висках не долбит отбойным молоточком, лишь слегка покалывает, в затылке утихает боль. На секунду складывается фальшивое чувство, что он самый здоровый человек на свете.
Воспоминания вчерашней ночи, его истерика – единственное, что портит это утро. Кюхён понимает, что очередной срыв делает его слабее, но когда каждый шаг вперед, как по стертому в порошок стеклу, на бег срываешься автоматически, лишь бы не чувствовать как колючие кристаллики больно врезаются в кожу.
Смерть не является обратной стороной жизни. Они как две враждующие фигурки в шахматной игре. Человеку остается только наблюдать, какая из них первой поставит шах и мат. Простые правила: кто-то должен умереть, кто-то должен быть спасен.
Кюхён выбирается из кровати, стараясь не разбудить Чонсу. Но стоит ему только перекинуть одну ногу через его колени, как сонные глаза лидера приоткрываются и смотрят на него с легким недоумением. Он хватает Кюхёна за руку и возвращает обратно в постель.
- Ты куда? – вечный контроль со стороны Итука ужасно раздражает. Лидер склоняется к его лицу и смотрит неотрывно, долго-долго. Как на восковую фигуру, как на мраморную статую, которые должны не ходить, а застыть на вечность.
- Мне нужно отчитываться перед тобой, даже когда я просто хочу сходить в туалет? – иронизирует Кюхён, натягивая на себя одеяло. Прикосновение теплого оголенного плеча Чонсу к его плечу, пусть и скрытого мягкой шерстью свитера, внезапно будит в нем то, что спало долгое время. Он облизывает пересохшие губы и пытается сглотнуть комок, застрявший в горле.
- Надо сделать укол. - Итук тянется к тумбочке, на первой полке которой находятся все лекарства Кюхёна, но Кю останавливает его и обнимает за шею, притягивая к себе.
- Не сейчас, - шепчет на ухо лидеру, касаясь губами края его ушка. Потом как бы невзначай скользит языком по раковине, вырывая из уст Чонсу заглушенный стон.
Хорошее самочувствие вкупе со светлым утром творят чудеса. Итук, не теряя ни секунды, врывается в жаркий рот языком и сбрасывает с Кюхёна одеяло. Его ладонь тут же забирается под свитер и начинает блуждать по желанному телу, которое столько времени его игнорировало и не подпускало к себе так близко, как хотелось бы. Кюхён обнимает лидера ногами за талию и тянет к себе еще ближе. Горячий язык давит на нёбо, водит по зубам, скользит по чужому языку, приносит восхитительные ощущения внизу живота.
На Кюхёне слишком много ненужной одежды, что определенно мешает. Итук быстро стягивает с макнэ шерстяной свитер, футболку и брюки вместе с бельем. Справившись с вещами, переходит к более активным действиям - растягивает по-быстрому, ограничиваясь двумя пальцами, и входит одним движением. Итук знает, что Кюхён слаб и намного его не хватит, поэтому доводит обоих до оргазма всего несколькими резкими толчками.
- В душ? – предлагает он, поднимаясь с Кюхёна и выбираясь из теплой кровати.
- Ты иди, я позже присоединюсь. - Кю рукой закрывает глаза, которые внезапно стали плохо видеть. Боль появляется так же внезапно, как и недавнее возбуждение.
Когда Чонсу уходит в ванную, Кюхён пытается приподняться, но валится обратно на подушку, потому что в голове все плывет. Он уравнивает сбившееся дыхание, медленно садится на кровать, ступнями становясь на пол. На обнаженную ногу капают мелкие капли крови. Кюхён стягивает белую простынь с матраса и вытирает ею нос. Слегка запрокидывает голову назад, чтобы кровь остановилась. Никакой паники, потому что это обычное дело с периодичностью в один-два дня.
- Я тебя не дождался. - Итук подходит к нему и присаживается на корточки. От него пахнет мятным шампунем и шалфеем. Приятно. А чем пахнет от Кюхёна? Кровью, таблетками и смертью?
- Все-таки надо сделать укол, - говорит лидер, когда видит, что простынь в крови. Кю кивает, наверное, слишком резко, потому что в затылок ударяет острой болью. По губам скользит очередная капля крови и приземляется на руку. Кюхён пальцем проводит по носу, размазывая багровую жидкость по щекам. Кровотечение не прошло.
- Второй раз за несколько минут? – обеспокоенно спрашивает Чонсу, доставая из верхней полки стеклянную ампулу и шприц. Кюхён морщится, когда острая игла проникает в вену и впрыскивает лекарство, которое должно продлить ему жизнь. Лучше бы его накачали формалином, чтобы тело перестало разлагаться.
- У тебя взгляд расфокусирован. Ты говорить можешь?
Кюхён может, но не хочет. Язык онемел. Не кивает, боится вызвать очередную боль в затылке.
- Я позвоню врачу.
Кю ложится обратно в постель и закрывает глаза. Тело слабеет с каждой секундой. Может быть, пора прекращать хвататься за хрупкую надежду. Терпеть боль, которая как яд, с каждым днем делает его бессильным. Задыхаться, понимая, что один из глотков воздуха, возможно, будет последним. Цепляться за жизнь, притягивать к себе магнитом, когда она противоположна тебе полюсами и всячески отторгает.
Итук приносит из ванной стакан с водой. Промокает половину платка и осторожно стирает с лица макнэ кровь. Потом ложится рядом с Кюхёном, утыкаясь носом в шею, и берет его руку в свою. Она такая холодная, словно ее обладатель несколько часов провел в Антарктиде.
- Я еще жив, - пытается пошутить Кю, но шутка выходит совсем неуместной. Его шея становится мокрой от слез. Кюхён поворачивается на другой бок и упирается взглядом в стену. Он ненавидит, когда из-за него плачут. – Я хочу, чтобы ты ушел.
Итук прислоняется лбом между его лопаток и тихо спрашивает:
- Куда?
- Из моей жизни.
Невозможно держаться одновременно за жизнь и за человека. Что-то одно надо отпустить.
- Я не уйду.
- Я тебя не люблю.
- Мне все равно.
На подушку стекает очередная линия крови. Кюхён сжимает пальцы в кулаки, впиваясь в кожу ладоней ногтями. Третий раз за утро. Наверное, можно уже паниковать. Никогда не знаешь - пройдет смерть мимо или нет.
- Потерпи чуть-чуть. Врач скоро приедет, - Чонсу нависает над ним, поворачивая к себе лицом. Мокрой тканью платка вытирает щеку, оставляя на ней бледно-красные разводы. Оставшаяся кровь на лице сохнет и неприятно стягивает кожу. Кюхён закрывает ладонями, как ему кажется, уродливое лицо, отталкивая от себя руку Чонсу.
- Пожалуйста, уйди! – отчаянно просит он, срываясь на крик. - Уйди, уйди, уйди…
Чонсу поднимается со своей кровати, садится рядом с ней, прислонившись спиной к деревяшке.
Нужно только потерпеть.Часть 3Часть 3
- Мне приснился звездный дождь. Миллионы звезд рассекали воздух и стремились к Земле, но все потухали еще в атмосфере. Кроме одной маленькой, не такой яркой как все остальные, звездочки. Она горела на последнем издыхании, выпарывала огонь из собственного тела, но долетела, поначалу несмело коснувшись твердой земли. И хотя на фоне тех звезд она была блеклой, на новой планете сияла ярче всех. Я не знаю, зачем рассказываю тебе все это, ты все равно не слышишь. А если бы слышал, то определенно покрутил пальцем у виска и…ладно, я замолкаю. – Итук неловко улыбается в ладонь, потому что после собственного монолога ощущает себя ненормальным. В палате Кюхёна никого нет, кроме самого спящего макнэ, поэтому создается такое чувство, что Чонсу разговаривает либо сам с собой, либо с рядом стоящей тумбочкой. Лидер слегка нагибается и, зачесав сухие волосы Кюхёна набок, целует его в холодный лоб. Старается как можно осторожнее и тише, но почему-то такое незначительное прикосновение тут же будит макнэ – ресницы дрожат, веки приоткрываются. Кюхён моргает пару раз и, приподнявшись на кровати, прислоняется спиной к изголовью. Взгляд его, когда он идентифицирует, кто находится рядом с ним, быстро кидается в сторону окна, лишь бы не смотреть на Чонсу.
Обычно полопавшиеся капилляры выражаются в тонких линиях вокруг радужки. У Кюхёна часто так бывало. До болезни, когда он недосыпал из-за игр или репетиций, во время болезни – в связи с перебоями давления. Сейчас все было намного хуже. Кровяные сетки срастались и превращались в один-единственный комок. Под радужкой все буквально заплыло кровью. Ни таблетки, ни глазные капли уже не помогали, потому что прогноз главного врача оправдался – у Кюхёна отказала правая почка, а вторая функционировала за счет диализа. Причина резкого снижения гемоглобина так и не была выяснена, но сейчас это даже не имело значения. Для того чтобы продолжать жить, Кюхёну требовался донор.
Бывают такие безысходные моменты, когда помочь не могут ни нужные знакомства, ни много денег. Можно было подкупить главного врача, перевезти Кю в какую-нибудь крутую клинику в Европе, опять же взятками влезть без очереди в донорский список и получить шанс на жизнь. Но две почки – это безысходно.
- Пообещаешь мне кое-что? – спрашивает Итук немного хриплым голосом, словно несколько минут назад давился гранитовыми слезами. Кюхён все-таки смотрит лидеру в глаза своим помутневшим взглядом. Таким серым и неживым.
- Не умирать? – сухо интересуется макнэ, потому что это стало привычкой. Сколько он уже раздал таких обещаний на этой неделе? Все равно что рекламные флаеры, потому что цена им нулевая.
- Нет. Быть сильным и никогда не плакать.
- Я не десятилетний ребе… - начинает говорить Кюхён, а потом тормозит, кидая на хёна непонимающий взгляд. В крови Кю сейчас много таблеток, которые медленно рассасываются, поэтому и думать ему сложнее. Мозг немного заторможен, сложно что либо понять, когда твое серое вещество не снабжается кислородом. – Почему ты так говоришь? Что-то случилось?
- Все по-прежнему, - качает головой Чонсу. «По-прежнему» значит «до сих пор умираешь». Такой неутешительный диагноз. – Просто обещай.
- Только если ты обещаешь быть всегда рядом, - не мог не поторговаться Кюхён. Ему не нравятся разговоры с обещаниями, и такой скрытный Чонсу ему тоже не нравится.
- Обещаю, - даже не задумываясь, отвечает Итук. – Твоя очередь.
Кюхён тяжело вздыхает, но все-таки говорит:
- Обещаю быть сильным и никогда не плакать.
...
Миллионы звезд рассекали воздух и стремились к Земле, но все потухали еще в атмосфере. Кроме одной маленькой, не такой яркой как все остальные, звездочки. Она горела на последнем издыхании, выпарывала огонь из собственного тела, но долетела, поначалу несмело коснувшись твердой земли. И хотя на фоне тех звезд она была блеклой, на новой планете сияла ярче всех.
Звездочке было сложно гореть одной, потому что с каждого угла в нее бросали лед. Но потом главная звезда, которая когда-то точно так же добралась до Земли, освободила место рядом с собой, чтобы маленькой звезде было чем подзаряжаться и продолжать светить.
Все звезды потухают - кто-то раньше, кто-то позже. Маленькая звездочка слишком рано лишилась огня, поэтому с минуты на минуту должна была затлеть. Затлела бы, если бы не главная звезда, который было проще отдать свой огонь, чем видеть как сгорает дотла тот, без кого собственное свечение не имело смысла.
Кюхён прожигал взглядом небо, ожидая когда уже начнут зажигаться звезды. Реактивный след от самолета тянулся белыми перьями по черному шатру, словно кто-то стряхивал пыль с Млечного Пути. Глаза слипались, жутко хотелось спать, но Кюхён продолжал с глупым упорством стоять на балконе, изредка потирая затекшую шею. Между двумя высотками вспыхнула одна звезда, такая яркая, отражаясь в окнах лунными зайчиками.
Каждую ночь одни и те же вопросы шепотом. И всегда без ответа. Потому что звезды умеют только светить...
- Можно я не буду больше сильным? Можно я немного поплачу?
...обещать и потухать.
- Только если ты обещаешь быть всегда рядом.
- Обещаю. Твоя очередь.
- Обещаю быть сильным и никогда не плакать.
А это у них взаимное - не сдерживать обещания.