для malinnesta и Kitsuri, которые так тонко намекнули мне, что хотят ЛуЛэев. только это не совсем ЛуЛэи, а точнее совсем не
Пейринг: Крис/Лэй, Лухань/Лэй
Жанр: Слэш, Ангст, Мистика(?)
Рейтинг: натянутый R
песня скорее не к фику, а к моему настроению
драбблБледно-красные, провокационно раскрытые губы для тихого стона, белая тонкая кожа на запястьях с синими, как небо перед грозой, линиями вен, пряди волос, спадающие на влажный лоб, и ненавистный шепот, отдающийся в комнате эхом, словно выдыхают в громкоговоритель. Лухань резко хватается за края подушки, выдергивает ее из-под головы и накрывает лицо настолько сильно, что перекрывает дыхание. Кислород забивается в легких и давит имеющимися молекулами, прессует с обеих сторон. Бледно-красные губы перед глазами смыкаются в тонкую линию, теряют бледность, когда их прихватывают чужие губы. Лухань закрывает глаза, жмурится до болезненных покалываний в веках и психоделичных вспышек, будто зрачки превращаются в калейдоскоп, в котором взрываются фейерверки. Боль вырисовывается линиями, соединяющиеся в геометрические фигуры, что срастаются меж собой, но пустота по-прежнему проглядывается за каркасом. Лухань одним рывком поднимается с кровати и ступает босыми ступнями по холодному кафелю прямиком на кухню. На столе стоит открытая с ужина бутылка вина. Он наполняет стакан до краев и жадно глотает, словно воду. На вкус как яблочно-вишневый сок, где сладость тает на языке, а алкоголь не чувствуется. По подбородку из-за неосторожного питья стекают гранатовые капли и падают на белый пол.
Раньше, когда Луханю снились сны, точнее всегда один, повторяющийся из ночи в ночь, где он постоянно хотел пить, но, даже осушая колодец с водой, не мог напиться, ему казалось, что если ад существует, то выглядит именно так. Источник воды есть, но утолить жажду не получается. Бесконечно пьешь, пьешь, а горло по-прежнему сухое, и где-то внутри от неутолимости выворачивает наизнанку. Сейчас же, когда сон прекратился, заменяясь бессонницей, ад разрисовывается в другую картину. Темно-фиолетовым маслом – ночь, красным – искусанные губы Лэя, антрацитовым – его глаза, разведенными белым и синим – кожа на хрупких запястьях, по венам которых проводят кончиками длинных пальцев.
Медовые глаза Луханя ночью превращаются в черные, потому что он видит глазами Криса. Видит то, что не хочет видеть и чувствует то, что чувствуют другие. Этого он тоже не хочет.
В висках долбится кровь, но не из-за выдохшегося вина, которое всасывается сосудами.
Пальцы дрожат, но не из-за того, что Лухань продолжает стоять на холодном полу, словно к нему прирос.
Зрачки расширенны на полную радужку, но не потому что взгляд падает на светящуюся ультрафиолетом луну, заглянувшую случайно в окно.
Все это он чувствует за Криса, который, вцепившись в запястья Лэя, доводит его друга до оргазма.
Пока тело Луханя мерзко знобит, словно от лихорадки, тело Исина бьется в приятных легких конвульсиях.
Тонкое горлышко бутылки трескается и разбивается на большие осколки. Лухань с силой сжимает их в кулаке, не обращая внимания на то, что создает шум, уронив бутылку на пол. Перед глазами мелькают последние штрихи для картины, а затем пушистая кисточка закрашивает все в желтый цвет, который вспыхивает огнем, словно подорванное болью солнце рассыпается на части. Крис утыкается лбом во влажное плечо Исина и скользит по коже горящими губами. Лухань раскрывает кулак и бьет тыльной стороной ладони по поверхности следом за стеклышками бутылки. Это больно, когда осколки от горлышка вонзаются в кожу и вытягивают за собой кровь. Но не так больно как знать, что Лэй любит Криса.
Сон приходит с последней каплей крови, размазанной по столу. Лухань стягивает с себя футболку и, включив кран, пускает ее под воду. Быстро и на автомате стирает со стола отпечатки своей бессонницы и осколки вскрытой боли.
…
- Что случилось?
- Ребекка постоянно жует землю, а когда умер Аркадио, с неба падали желтые цветочки.
Крис удивленно смотрит на Луханя и не сразу находит, что сказать. Хмурит брови, но за челкой этого все равно не видно, да и Луханю все равно. Сегодня то утро, когда он не хочет притворяться счастливым, беззаботным и болтливым мальчиком-одуванчиком. Белые хохолки сдуло вчерашним сквозившим из окна ветром. Надоело, хватит.
- С каких пор ты читаешь книги? И…я о другом. Что с рукой? – замечает лидер его перебинтованную руку.
- Ты не единственный, кто их читает, - слегка раздраженно. На второй вопрос Лухань не отвечает, возвращаясь к книге. Перед глазами должны пробегать строчки о Хосе Аркадио Буэндиа, но Лухань с завидным упорством продолжает срывать с себя последние белые хохолки добродушия – не удержавшись, переключается на калейдоскоп чувств, который тут же создают симметричные фигуры. Пальцы Криса неуместно и долго задерживаются на плече Исина. Лухань знает, что за черной тканью футболки на жемчужной коже его друга, лучшего вроде как, красуются алые засосы. Если бы не одно «но» в лице Уфаня, такой контраст можно было бы назвать завораживающим, словно отпечатки кровавых поцелуев на чистом снегу.
- С тобой точно все хорошо? – переспрашивает Исин, когда Крис выходит из кухни. Луханю тяжело смотреть Лэю в глаза. Тем более днем, зная, что ночью они в несколько раз красивее.
- Как сказал бы Брюс «От-лич-но», - переборов себя, Лухань улыбается той привычной улыбкой, которую привыкли видеть от него люди. Автоматически минус пять лет – хорошая тактика вводить людей в заблуждение милой внешностью. Лэй, удовлетворенный ответом, кивает и улыбается цитированию Луханем Джима Керри. Они только недавно вмести смотрели фильм с его участием и постоянно повторяли «отлично». Получалось смешно, особенно у Лэя, который просто ломал язык, когда это выговаривал. Было здорово тогда сидеть вместе на диване под одним одеялом, пить горячий чай и смотреть телевизор.
Как сказал бы Брюс «От-лич-но».
Как бы это смешно и глупо не звучало, но Лухань не Брюс. И до состояния «отлично» не хватает целых семь букв.
…
Чувствовать за других людей – самое ужасное наказание. Как в легенде о ящике Пандоры, словно Лухань – сосуд, который заполняют чужими эмоциями различных цветов. Причем каждый раз цвета меняются. Гнев Криса всегда огненно-бордовый: если захочет, выжжет одним словом. Гнев Исина – светло-голубой, как лед, сначала заморозит, потом оттает, но и морозит так, чтобы было не слишком заметно. Лухань не помнит, какого цвета его гнев, поэтому выдумывает – бледно-красный, как еще не искусанные Крисом губы Лэя.
Видеть то, что видят другие – это ад. Видеть то, что видит Крис – бесконечный. Чувствовать постоянную жажду, но не напиваться. Ад – не слышать хриплый, сорванный в стоны голос, но наблюдать, словно в замедленной съемке, как приоткрывается рот Исина.
Лухань привык концентрироваться. Это здорово помогало ему в изучении неродного языка. Сейчас это здорово помогает ему заменить Криса собой. Совесть так и подкидывает обиженный голос Лэя «Так нечестно». Но Исин редко обижается, на самом деле.
Лухань прячется головой под подушку, когда зрачки снова авторизуют калейдоскоп. Поцелуи Криса – нежность молочного света. Лухань после последнего выдоха закрывает глаза и замирает. Тело парализует, словно что-то выкручивает важные шестеренки в нервной системе. Глаза Лея сейчас не совсем черные, дымчатые, будто на радужке оседает туман. Лухань переводит взгляд на пальцы, которые скользят по скулам Исина. В голове искрится бледно-красный дождь потухших огоньков – гнев – пальцы Криса, не его - Луханя. Он стискивает зубы и пытается успокоиться, повторяя про себя мантру – концентрация на том, кто важен, а не том, кто является чужеродным элементом. Крис с недавних пор превратился в элемент. Чужеродный.
Лухань чувствует вместе с Крисом, как тело Исина напрягается, будто вытягивается в струну, ресницы дрожат с необыкновенным трепетом. Необыкновенно. Ужасно непривычно видеть друга таким податливым и нуждающимся - это сводит с ума. Никаких установленных рамок, открытый полностью, что пугает. Лэй никогда не доверял себя кому-то настолько, как доверяет Крису.
Лухань наклоняется к Исину, чтобы ощутить на своей щеке рваное дыхание. Крашенные пряди волос спадают на лицо, щекочут порозовевшие скулы. В солнечном сплетении скручиваются узлами возбуждение, тело бьет током, который разносит электронные импульсы по рецепторам. Лухань подушечками пальцев скользит по изгибу шеи друга, слегка давит, обводя тонкие ключицы. Целует, прихватывая своими губами губы Лэя, отдаляется на несколько миллиметров, потом снова возвращается. Проводит языком по верхней, оставляя за собой влажный след, затем играет с нижней, слегка прикусывая ее зубами. Исин вжимается в постель, царапает ногтями покрытые испариной широкие плечи и поднимает руки над головой. У него узкие запястья, белоснежные, отчего-то холодные. Лухань скользит ладонями вдоль рук Лэя, хватается пальцами за запястья и сковывает, словно наручниками. Губы в это время рисуют ошейник узорами, клеймят. Голова кружится из-за нехватки кислорода и у себя в комнате, и в комнате Криса. Душащий мускусный запах возбуждения окутывает все пространство, въедается в кожу, волосы, словно сигаретный дым. Лухань ведет раскрытой ладонью по грудной клетке, гладит плоский живот, скребет ногтями кожу на тазобедренной косточке. Мир вокруг сжимается до размера крошечного игрушечного домика. Или мира нет, если только эта комната, Лэй и выдуманный самим же собой Лухань. Но в этой комнате нет никакого Луханя, есть Крис.
- Крис…так больно, - шепот пронзает тишину насквозь. Лэй отталкивает от себя руку Уфаня, который чересчур сильно впивается в его кожу ногтями. Лухань забывается.
Мир, словно зрачок под ярким светом, снова расширяется до своих исполинских размеров. Луханя перебрасывает в свою комнату, когда расплывчатые фигуры в калейдоскопе вращаются в обратную сторону.
Болезненное напряжение скручивает мышцы внизу живота. Лухань судорожно выдыхает, вцепляясь пальцами в ремень. Расстегивает пряжку, опуская вниз собачку на замке, и приспускает с себя джинсы. Так унизительно. Но никто и никогда не узнает.
Лухань ненавидит свою способность видеть и чувствовать за других людей так же, как ненавидит то, что Крис любит Лэя.
...
Лухань опирается ладонями о подоконник и вдыхает в легкие утренний воздух. Ветер нежно гладит лицо, словно сочувствует. Дверь комнаты открывается, тихие шаги. Лэй обнимает его со спины и усталым, но счастливым тоном желает доброго утра. А Лухань до сих пор чувствует ночь и даже промозглый свежий воздух не перебивает вчерашний густой мускусный запах. Ощущение, будто ему снова начал сниться один и тот же кошмар, причем беспрерывно, пропуская утро, день, вечер.
- Все хорошо? – слегка охрипший голос Исина выводит Луханя из собственных заплутавших мыслей. Он поворачивается, пытаясь приподнять уголки губ на улыбку напротив. Чувствует, как в него проникает счастье Лэя, но почему-то счастливым себя совсем не чувствует.
- Как сказал бы Брюс «отлично», - привычно врет он,в шутку и по-дружески толкая Исина в плечо.
«От-лич-но» без семи букв.